Стругацкий Борис & Аркадий - Моби Дик
Аркадий и Борис Стругацкие
Моби Дик
К концу октября стада усатых китов и кашалотов начинали миграцию в
экваториальную зону. Их принимали малайские и индонезийские базы, а
работники Океанской охраны Курильско-Камчатско-Алеутского пояса уходили в
отпуск, или занимались любительским патрулированием, или помогали
океанологическим и океанографическим экспедициям. Зимние месяцы на
северо-востоке - неприятное время года. Это бури, дожди, серое, угрюмое
небо и серый, злой океан. Собственно, исправление климатических условий в
Беринговом море и южнее не составило бы большого труда: достаточно было бы
опустить вдоль дуги ККА несколько сотен мезонных реакторов - стандартным
микропогодных установок, какие используются в мире уже полстолетия. Но не
один синоптик не мог сказать, к чему это приведет. После катастрофы,
вызванной на Британских островах попыткой утихомирить Бискайский залив,
Мировой Совет воспретил такие проекты до тех времен, когда теоретическая
синоптика будет в состоянии предсказывать все долговременные последствия
изменений макроклимата. Поэтому зимние месяцы по берегам Берингова моря
остались почти такими же в ХХII веке, какими были, скажем, в XV веке.
Что касается командира звена субмарин Кондратьева, то он не ездил в
отпуск, очень редко ходил в патруль и никогда не предлагал своих услуг
океанологам. Как говорили его друзья, Кондратьев тешил свои "родимые пятна
капитализма" - предавался зимой безудержной лени. Великолепное овальное
здание базы "Парамушир", уходящее на шесть этажей в гранит и возвышающееся
стеклянно-стальным куполом на три этажа, располагалось на мысе Капустном.
Квартира Кондратьева (кабинет и спальня) находилась на втором этаже, окна
выходили на юг, на Четвертый Курильский пролив. Летом в особенно ясные дни
из окон можно было видеть на юго-западе за синей гладью океана белый, как
облачко, крошечный треугольник - вулкан Маканруши, а зимой чудовищной силы
прибой ляпал в стекла зеленоватую, пузырящуюся пену. Обстановка квартиры
была стандартной. Кондратьев по привычкам и по профессиональному духу был
аскетом, и она казалась ему достаточно роскошной. Поэтому он и не пытался
как-то обжить и украсить ее, только в кабинете над столом повесил
полутораметровый клык нарвала, убитого в рукопашной во время подводной
прогулки лет пять назад, да завел самодельную полочку со старыми книгами,
взятыми из походной библиотеки "Таймыра".
Кондратьев очень любил свою квартиру. Особенно зимой. Он часами сидел
у огромного, во всю стену, окна в кабинете, беспричинно улыбаясь,
вглядываясь в бушующие волны. Едва слышно пощелкивает система
кондиционирования, в комнате полумрак, тепло и уютно, возле локтя чашка
черного кофе, а за окном страшный ураган несет сжатые массы воздуха,
перемешанного с дождем и снегом, вихри соленой воды, и не понять, где
кончается воздух и начинаются пенистые гребни волн.
Еще хорошо было встать среди ночи, чуть-чуть приоткрыть затененное
освещение и чуть-чуть включить Грига или Шумана и покойно слушать тихую
музыку и едва различимые шумы зимней ночи. А потом взять с полки
потрепанную книгу автора, которого давно уже забыли на Планете, и не
читать - только вспоминать о далеком прошлом, не то грустя, не то радуясь.
Никак не понять, грусть или радость приносили эти часы одиночества, но они
приносили счастье.
Зимой многие уезжали. Улетал в Среднюю Азию с женой веселый Толя
Зайцев, на недели пропадал в экспедициях жадный до дела Эдик Свирский,
отправлялся в дальние зимние
